Жанр: Триллер, Ужас
  Производство:  Praktika Pictures, Россия
  Год выпуска: 2007
  Продолжительность: 2:03:00
  Режиссер: Павел Руминов
  Сценарист: Павел Руминов
  В ролях: Екатерина Щеглова, Артем Семакин, Никита Емшанов, Михаил Дементьев, Михаил Ефимов, Равшана Куркова, Дарья Чаруша, Иван Волков, Елена Морозова, Алиса Гребенщикова, Ольга Волкова

  Режиссёр триллера «Мёртвые дочери» о фильме, хоррорах и себе

  На прошлой неделе режисёр отечественного хоррор-проекта «Мёртвые дочери» Павел Руминов выпустил два свежих концептуальных тизера картины, под номером 6 и 7 соответственно, пообещав на этом не останавливаться и за остающиеся полгода до премьеры довести жанр хоррор-тизера до уровня чуть ли не отдельного жанра в кино. Между тем в наши руки со стороны производителя фильма, компании PRAKTIKA Pictures попал авторский текст режиссёра Павла Руминова, в котором он рассуждает о жанре своего фильма, насилии на экране и природе зла. Интересующимся проектом читателям этот текст должен показаться весьма интересным. Итак, слово автору:

  …если Серджио Леоне снял в Италии вестерн, значит, мне точно нужно сделать j-horror в России...

 

  J-хоррор в России

  Определение «русский фильм ужасов» мне не очень понятно. Я вырос на англосаксонской массовой культуре и являюсь ее частью. Я получил нехитрое образование в видеосалоне и знаю американские фильмы лучше, чем американцы. Я знаю, что такое фильм ужасов, знаю, как устроен этот жанр. Это не очень большое достоинство. Просто факт, такой же элементарный, как то, что левая рука у меня слева. Хотелось бы уметь делать что-то действительно стоящее.

  У западных кинематографистов в ходу понятие «homage», «уважения». «Мертвые дочери» — это отчасти «омаж» моим детским кинематографическим переживаниям. Фильм, в котором наличие жанрового традиционализма было важнейшей частью замысла. Мы давно потеряли свою кинематографическую цивилизованность, и живая мировая махина жанрового кино должна быть, наконец, увязана с нашими бесформенными дерзаниями, должна стать и нашей системой координат (где монтаж Эйзенштейна и Пудовкина не более родная и органичная нам вещь, чем саспенс Хичкока). Как говорил Гурджиев, люди – это зомби. Окей, но мы, русские кинематографисты, при этом еще и довольно занудные зомби.

  Так что особенность моего фильма ужасов состоит в том, что я пытаюсь делать его с сердцем русского кинопионера 20-х годов, с любовью и уважением к мировым традициям и абсолютной верой в собственные силы. Я не знаю, насколько хорош будет этот фильм, но обещаю зрителям сделать настоящий фильм, а не медийный замут с пиротехническими оргиями и конвейерным йогуртовым монтажом. Даю руку на отсечение.

 

  Природа зла и ракетка для пинг-понга

  Я снимаю «Мертвых дочерей» в тех районах, в которых жил в последние годы, чтобы создать волшебный, фантастический, сказочный и при этом абсолютно реальный, заземленный фильм. Герои «Мертвых дочерей» живут в настоящем мире, где существуют фильмы ужасов, в том числе, японские. И в этом мире существует реальное зло. Зло – каким оно представлено в фильме — невидимое, непостижимое. Как сказал один русский философ, непостижимое и есть реальнейшая реальность, так вот непостижимое для меня и есть эта самая реальнейшая реальность. В детстве я потерял ракетку для пинг-понга, хотя точно помню, что она была в сумке и не могла оттуда никуда деться. Но ведь куда-то она делась? Ответить на этот сложный, неоднозначный вопрос мы и пытаемся в нашей картине.

 

 

  Смерть, как инструмент поэтизации реальности

  Мне очень нравится одно определение классических фильмов ужасов, в котором говорится, что в фильме ужасов смерть является инструментом поэтизации реальности, инструментом познания всех вещей, оптикой, через которую можно взглянуть на свою жизнь, на то, что совершил до этого момента.

  Сцены смерти — центральные в «Мертвых дочерях». Мне хочется, чтобы люди, которые увидят гибель наших героев, действительно задумались о том, что смерть реальна. Мы ведь, типа, все умрем, и нужно формировать какое-то зрелое отношение к этому факту.

  В большинстве «фильмов ужасов» режиссеры «убивают», не задумываясь о том, что сами смертны. Но есть и более зрелые фильмы, такие как «Сияние» или «Пикник у висячей скалы». Большие мастера киноэкрана — Коппола или Куросава, Скорцезе или Спилберг изображают смерть убедительно, они ЗНАЮТ, что умрут. Насилие в их картинах показано с бóльшей долей ответственности. И в этом большая и важная функция настоящего кино.

 Хотя, конечно, когда ты снимаешь фильм ужасов, ты понимаешь, что чем больше в нем крови, тем лучше у тебя складывается карьера.

 

  Как будут выглядеть дочери

  Во время съемок мы без смеха смотреть на них не можем. Но остается надежда, что на экране все будет по-другому. Добавятся музыка, шумы, спецэффекты. Черт, надеюсь, все как-нибудь сработает.

«Мертвые дочери» - А были ли девочки? Рецензия Романа КУЛАНИНА

  К отечественному кинематографу, как однажды сказал Владимир Сорокин, необходимо относится с состраданием. Иначе можно предположить, что его вообще нет. Есть, конечно, некие кинопроцессы, финансируемые гигантскими суммами в долларовом эквиваленте (пример, совершенно недавний — «Волкодав»), создающие видимость движения. Как ловко заметил один из героев «Изображая жертву» — «они поняли, что лучше притворяться — тогда от них отстанут». Этой фразой можно охарактеризовать отечественный кинопроцесс на современном этапе — притворство. Как водится, есть и исключения — «Возвращение» Звягинцева, пущенное в узкий прокат, «4» Хржановского, и вовсе легший на полку, Попогребский, Хлебников и другие, знакомые по исключительно киноклубному формату. И, вот теперь — «Мертвые дочери».  

  Правда, здесь находится главное различие — все перечисленные режиссеры действовали в непосредственной арт-сфере, высчитывая и попадая на аудиторию фестивалей, клубов, то есть зрителя, весьма ограниченного количеством. Фильм же Руминова изначально намекает на позиции молодого Спилберга — интересное для масс средствами авторского кино, или короче — по славной постмодернистской традиции — сочетая массовое и элитарное. От мейнстрима здесь — заигрывание с повествованием, яркая жанровая принадлежность; от авторского кинематографа — вычурный киноязык, многоплановость подачи материала и почти олимпийская выдержанность и точечность эстетического эффекта. Не выстоять никому.  

  Тех, кто рассчитывает на эмоциональный взрыв и визуальный колорит, «Мертвые дочери» подвергают пытке, продолжительность которой свыше двух часов, по всему возможному спектру зрительского восприятия. Использовав в основе сюжета банальную страшилку, Руминов-сценарист подчеркнул очень важный момент — преемственность от фольклорной традиции, ведь по сути дела история об утопленных девочках, которые начинают мстить всякому люду за свою смерть — в пересказе оборачивается непринужденной байкой из склепов городской мудрости. С другой стороны — фольклорная подоплека дает значительно больший размах, когда дело касается действующих лиц. Секстет молодых людей, волей случая попавших в сказку наяву, но так в нее и не поверивших, накрывается неотступной тенью смерти.  

  И с этого момента заводится двигатель сюжета — персонажи начинают меняться в попытке обыграть смерть, неудивительно, что почти всех ожидает неудача в этом сомнительном деле. Другая, не менее важная находка, дословное повторение завета великого Хичкока — «чем меньше покажешь, тем страшнее», в этом свете слоган «Кино о призраках» выглядит неуместной спекуляцией. Ибо режиссер умудрился обойтись исключительно намеками — да, дочерей так и не покажут, оставив недоуменного зрителя гадать — были ли девочки, или это всего лишь морок, нашедший на героев, реализация погибели за греховность в чистом виде. И с этой стороны — таглайн «Делай добро или умри» выглядит, если не более оправданно, то намного честнее.  

  Отдельный разговор — актеры, представившие злополучных обитателей Москвы. В них несказанно поражает свежесть, которая может быть только у человека, не запятнавшего себя в каждой третьей отечественной картине. Благодаря этому действие на экране одновременно напоминает и театральную читку, и социальный комментарий в духе Ван Сэнта, и метафорическую сборную японского хоррора — но уложенных в одном теле так гармонично, что впору говорить о неком апполонизме. И, если драматургия — нет-нет да подвиснет, актеры из-за молодости пережмут момент, вставив тем самым вполне простительные палочки в громаду колеса, то картинка и звук, точно часовой — всегда на посту.  

  Рассказывать об атмосфере «Мертвых дочерей» не видевшему их — гиблое дело. Словно фраза Уинстона Черчилля про кровь, пот и слезы обрела новую форму — каждый кадр ощущается, чуть ли не физически — бесконечная ломка монтажа, трясущаяся камера, набившая многим оскомину, тут фиксирует самое сложное — то, что не происходит. А то, что есть — бесконечно преломляется в ракурсах ее объектива, и реальность, нехотя подчиняясь, приобретает, благодаря немыслимому количеству фильтров, совершенно незнакомые формы. Подстать и звуковое оформление — подавляющее количество звука находится в низких частотах, нервно перешептывающихся в дополнительных каналах, в то время как многоуважаемый Трей Ганн и остальные исправно поливают экранное действие минорными мотивами.  

  Но главное, что, несмотря на разного рода задержки и проволочки — «Мертвые дочери» вышли в широкий прокат. Формально с первым российским фильмом ужасов ничего не получилось, его обогнали — да и гонка немного не честная. Ибо детище Руминова скорее игра в хоррор или очень убедительная под него маскировка, за которой скрывается нежное сердце экзистенциального триллера. Пугать-то он пугает, но делает это из внешне-жанровых побуждений, чаще склоняясь к аллегории, свойственной притче. И тут режиссеру и сценаристу в одном лице можно лишь поаплодировать за то, как отчетливо он разгадал в «низком» жанре потенциал для последующих интерпретаций и прочих интеллектуальных забав.  

  А будет ли благосклонна судьба к картине — выяснится довольно скоро, по результатам кассы проката. Пока лишь можно сказать, что отечественный кинематограф перешагнул психологически важный рубеж — вычленив из общей массы, пусть во многом и благодаря агрессивной рекламной кампании, проект, презентующий голливудский уровень за отечественный бюджет так, что на последний не приходится делать каких-либо оговорок. Быть может, Руминов — человек как раз таких парадоксов, и это послужит хорошим примером для других? Будем надеяться.